quote:
Лев Толстой, как известно, очень любил детей, а Владимир Путин примерно так же любит собеседников. Бывало, поговорит с одними и тут же кричит: <Ведите еще, еще>. Пообщался пять часов с народом - теперь можно и с деятелями культуры, поговорил с деятелями - можно и с главными редакторами, поговорил с ними - могу и с оппозицией: зовите сюда оппозицию, или что там у вас? - <Лига избирателей>? - ведите <Лигу>. Приведите меня к нему, я хочу видеть этого человека. А лучше его ко мне. Ну чё не идут? Мы их зовем, а они не идут. Такая любовь к разговорам основана на уверенности в себе как в риторе и полемисте. И она совсем небеспочвенна. В очередной раз это стало видно на прошлой неделе на встрече Путина с главными редакторами некоторых крупных СМИ. Путин поспорил с Венедиктовым, как когда-то до этого с Шевчуком, и ладно Шевчук, а и Венедиктов, который годами импровизирует в прямом эфире, ставит на место слушателей, загоняет в угол собеседников, выглядел в общем слабее. Даже свой неопровержимый довод: не нравится - так вы не слушайте, переключитесь на другую радиостанцию, шкала большая, и елея там больше, чем поноса, - не применил.
Может, Путин и в самом деле удав? Или это эффект присутствия первого лица, описанный тем самым Толстым: <Когда государь приблизился на расстояние двадцати шагов, и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал>. Конечно, эффект. Разумеется, один из главных секретов Путина-полемиста - в чувстве нежности и восторга, которое невольно охватывает человека перед государем, выше которого только Бог (если вы, конечно, не атеист).
Но даже за вычетом этого самого священного трепета Путин - самый умелый оратор на русском троне за долгое время. Это карикатурист Борис Ефимов, проживший 108 лет, вспоминал пару лет назад на том же <Эхе>, что вот Ленин был сильный оратор, хотя до Керенского ему далеко: <Вот помню, Керенский зажег в Большом театре>. Но в горизонте обычной человеческой жизни мы не имели ничего, подобного Путину.
На фоне слабой членораздельности Ельцина, бесконечных несфокусированных словесных потоков Горбачева, не говоря уж о старых советских генсеках, он выглядит живо, ярко и осмысленно - начиная с дикции и заканчивая образцовым даже в экспромтах согласованием падежных окончаний. Ночью разбуди - и то небось правильно согласует. Цицерон из народа на троне, да и только.
Путин - хороший оратор, но последнее время его не слышат. Почему-то его хорошие риторические способности перестали быть востребованы аудиторией. Оказывается, нам недостаточно, что наш президент хорошо артикулирует, метко отвечает на вопросы и умеет срезать своего оппонента. Особенно в ситуации, когда все большая часть общества - мы с вами - постепенно перемещаемся в лагерь его оппонентов.
Оппозицию (то есть вот эту растущую часть общества, нас с вами, то есть) он рассматривает как особенно непонятливую группу слушателей, которую он еще не сумел убедить. Или даже так: которая знает, что он прав, и поэтому боится вступить в разговор. <Мы их зовем, а они не идут>. Эта фраза значит: если пришли бы, деваться им было б некуда, кроме как признать мою правоту.
Однако оппозиция - совсем не это. Претензии к Путину состоят вовсе не в том, что он плохо говорит или не может ответить. Претензии в том, что своими ответными ударами он обороняет пустоту. И поэтому Путин не интересен как собеседник.
Понятно, что защищал Демосфен в своих филиппиках: независимость греческих полисов, которую многие считали устаревшей, предлагая коллективно отдать ее под просвещенное иго эффективной македонской монархии. Когда на агоре выступал Исократ, оппонент Демосфена, идеолог промакедонской партии в Афинах - тоже было понятно, с чем он туда пришел: чтобы убедить, что македонский зонтик - это для греков хорошо. Понятно чего хотел Цицерон в своих речах против Катилины: предотвратить заговор сенаторов-популистов, которые хотели захватить власть в Риме. Более-менее ясно (даже без чтения текстов), чего хотели, произнося речи, Ленин и Керенский, которые так поразили воображение молодого Бориса Ефимова.
Но совершенно непонятно, о чем говорит свои речи Путин. Что он защищает или проповедует? Путин отвечает блестяще, полемическая шпага сверкает на солнце и стремительно отбивает удары по кругу, но внутри круга - пустота. Мы никак не можем разглядеть, что же там: европейская Россия, либеральная империя, империя классическая авторитарная, противовес американскому империализму, собирание земель русских, больше капитализма или больше социализма, возрождение СССР, экономическое чудо, научно-техническая революция, больше политической свободы, меньше политической свободы или хотя бы строительство сети автобанов. Не разобрать.
Ничего не видно кроме самого фехтовальщика, который с блеском защищает свое место в центре круга: дайте остаться еще, дайте управлять страной еще, отойдите все от трибуны. Зачем? Почему? Чтобы сделать - что? Нет рассказа не только о том, как это <что> удастся, или ответа, почему не удалось многое из предыдущего (вроде удвоения ВВП или экономического чуда) - самого <что> нет: нет предмета, есть только его субъект, нет сказуемого, есть только подлежащее возвращению лицо.
Идея возвращения, его центральная тема так же пуста, как лозунг <План Путина - победа России> четыре года назад. Никто ведь так и не рассказал, что это был за план. Но он хотя бы проступал сквозь пустоту лозунга: давайте передадим власть мягко, от своему к своему, без потрясений. Передали. Но теперь-то нет даже этого. Теперь совсем уж бессмысленное: давайте передадим власть обратно мне, пускай и с потрясениями. Пускай ценой подрыва устойчивости и легитимности системы. Пусть процесс передачи власти опять останется отложенной на будущее проблемой, которая может догнать страну уже не в таких благоприятных обстоятельствах. Все это зачем?
За месяц до выборов мы не знаем, зачем он возвращается. И он не может нам объяснить. Нет даже простейшего объяснения в духе Столыпина: <Дайте мне 20 лет покоя, и вы не узнаете нынешней России>. Даже это простейшая идеология - живите в покое, наживайте добро - не выдвигается в качестве главного мотива его возвращения во власть. Это уж не говоря о том, что Столыпину покой нужен был для радикальной реформы собственности.
Он пытается заполнить пустоту. Публикует программу: она настолько не производит впечатления, что от нее приходится открещиваться: <Это программа <Единой России>, а я пишу настоящую>. Печатает статью в <Известиях>, ее никто не читает. Кажется, не читают даже чиновники, да и зачем? Им и так скажут, что и когда надо делать. Тем более ее не читают остальные: все равно никто не верит, что он собирается всеми правдами и неправдами вернуться в президенты, чтобы в поте лица воплощать в жизнь то, что написано в этой статье. Или в какой-нибудь следующей статье. Он ведет себя так, как будто бы недавно поднялся на трибуну, и то, что он говорит вызывает острый интерес (помните? who is Mr.Putin). Но ведь мы слушаем его речи и ответы на вопросы 12 лет и знаем: то, что он говорит, имеет довольно косвенное отношение к реальности. Поэтому ему никак не удается завладеть вниманием. Он удлиняет пресс-конференции и общение с разными слушателями, а слышат его все хуже.
Классическая традиция делила красноречие по отношению ритора к слушателям на три вида: торжественное (demonstrativum), совещательное (deliberativum) и судебное (iudiciale). Первое, напоминает академик Гаспаров (<Античная риторика как система> ), сводится к ознакомлению с наличными фактами (настоящее), второе - к предположению о возможных фактах (будущее), третье - к подытоживанию совершившихся фактов (прошедшее). У Путина явно избыток торжественного и - когда он полемизирует и раздает оценки - судебного, зато какой дефицит совещательного - которое про будущее.
Никакие риторические способности не помогают, потому что выбран неправильный тип красноречия. Потому что проблема оказывается не в том, что он не хочет говорить, или говорит плохо , или что-то неправильное, а потому что он говорит не о том (ему: <Для чего возвращаетесь?>, он: <У вас неправильно судят про противоракетную оборону>. Для этого что ли?). Нет, даже так: проблема в том, что это говорит именно он - в самом говорящем: его больше не слышат.
Неубедительны не речи, а, так сказать, сам ритор. И понятно, почему: само его существование на этом месте в это время выглядит неуместным, и в этом смысле уже не важно, что он именно говорит и насколько ловко умеет срезать противника. Коса остра и косарь умел, но если он, вместо того чтобы выйти на заливной луг, пошел косить картофельное поле - вопрос об остроте инструмента и умении косаря смещается на второй план, а возникают совсем, совсем другие вопросы.
Он полемизирует хорошо, но обходит молчанием главное: почему он захватил трибуну и считает ее своей заранее: хочет - уступит, хочет - любого с нее сгонит или остановит на дороге. Как если бы Цицерон заблокировал ход на трибуну преторианцами. Или Демосфен выступал не в рамках состязательного процесса на агоре, где вслед за ним немедленно мог выйти оратор противной партии, а, разослав гоплитов, повязал всех оппонентов по дороге к площади. Повязал, а потом выступает и выступает. Так ли после этого интересно, что такой Демосфен скажет? Само событие захвата трибуны при помощи гоплитов может быть важным для истории, но точно не произнесенная с нее речь.
Неинтересно слушать ритора, захватившего трибуну. Риторика предполагает состязание равных. Не равных по умению (история признала, что Демосфен, пожалуй, был искуснее и талантливее Исократа), а равных по возможности обращаться к аудитории и убеждать.
Медведев был ритором послабее Путина, но то, что он говорил (до 24 сентября 2011 г.) слышали. Про то, как <они> хотят у нас ливийский сценарий, а потом - ровно наоборот - про то, что во всем виноват Каддафи. Про то, что свобода лучше несвободы. Особенно внимательно слышали, когда появлялось что-то похожее на полемику с Путиным. Тогда и самого Путина слышали лучше: что он там ответит, про Каддафи-то? А про свободу? Чтобы быть услышанным, трибуна должна быть общей.
Хочешь быть услышанным - освободи дорогу к трибуне и соблюдай регламент. Ведь дело уже даже не в том, что к захваченной трибуне перестали серьезно относиться, а в том, что народ давно разошелся по своим делам и не слушает заговорившегося оратора.
Александр Баунов
http://slon.ru/russia/putin_ritor-733404.xhtml
(по тарифам за э/э, например)
