И опять-таки возвращаясь к баранам...
Например, случайно, между делами набрел,вот элементы ранней биографии Желябова (ну, чтобы понимать, зачем он таким "жестоким" стал, пойдя "не тем путем"):
"Андрей Иванович Желябов родился в 1851. О детстве своем Желябов сообщает: "Мы из помещичьих дворовых, оба деда по отцу и по матери вывезены были своим барином, помещиком Штейном (получившим место по администрации), в Крым в первые годы этого столетия из Костромской губернии... В Крыму Штейн роздал крестьян в приданое дочерям, иных продал... После многократных приключений отец мой, плативший помещику Нелидову по тому времени большой оброк за нахождение в услужении у южнобережного садовода-немца, упросил Нелидова купить Варвару Гавриловну, мою мать. Купля состоялась. Часто отец, понукая мать, говорит и теперь: "Поворачивайся, ведь стоишь 500 руб. и пятак медный" (точная цена)... Тогда повсюду ждали воли, считали каждый день, но с затаенным дыханием. Помещики, по словам дедушки (верно или нет), хотели выместить зло "напоследок: завели шпионство, пороли за всякую провинность. Помню, как бабушка, вечно плакавшая: "И зачем это пошла я в неволю!" - на цыпочках всегда подкрадывалась к окошку вечером, прислушиваясь, нет ли там Полтора-Дмитрия, приказчика и шпиона, прозванного за громадный рост "полтора". Впоследствии, до освобождения, ему, мой дядя Желябов, проживавший на оброке близ Кашки-Чекрака и чувствовавший себя полувольным человеком, за добродетель проломил голову. Что помещики пользовались властью до последних дней, - вот семейные воспоминания детства моего. Из дедушкина жилища я слыхал вопли дяди Василия (лакея), когда пороли его на конюшне... О детстве своем я никому не рассказывал, даже друзьям. Я помню, как поздней мочью, моя тетя Люба (швея) прибежала в наш дом и, рыдая, повалилась дедушке в ноги. Я видел распущенные косы, изорванное платье, слышал слова ее: "Тятенька! миленький тятенька, спасите!". Меня тотчас увели и заперли в боковой комнате. Слыша рыдания любимой тетки, я плакал и бился в дверь, крича: "За что мою тетку обижают?". Скоро послышались мужские голоса. Полтора-Дмитрий с людьми пришел взять Любу в горницу. Голоса удалились, что произошло там, я не знаю. Про меня забыли. Истомленный, я уснул... Впоследствии, из разговоров старших я узнал, что помещик изнасиловал тетю, что дедушка ходил искать суда и воротился ни с чем, так как помещик в то же утро был в городе. Я был малым ребенком и решил, как вырасту, убить Лоренцова. Обет этот я помнил и был под гнетам его до 12 лет. Намерение мое было поколеблено словами матери: "Все они, собаки, - мучители". Отец готов был итти на компромиссы, но мать никогда... Она и теперь дышит к ним такой же ненавистью. Сообщу еще несколько голых фактов. Один мой дядя (брат отца) от истязаний бежал за Дунай к некрасовцам; об этом я только слышал, но тысячи раз. Другой дядя (по отцу) от тех же радостей состоял в бегах несколько лет, был усыновлен крестьянином, ходил от него коробейником, был случайно открыт, и в кандалах возвращен помещику. Этот дядя Павел был поваром до самого освобождения и прожил с нами несколько лет. Рассказывал все самолично. Отец не раз дрожал, выслушивая: "в Сибирь мерзавца!". Вся семья как-то странно притихла и металась. Справедливость требует признать, что Нелидов был мягок с людьми, под давлением жены своей, нашей собственницы... Нелидов жил в то время в Керчи, туда же взял меня и определил в приходское училище, откуда я перешел в уездное. 1861 г. застал метя при переходе из первого класса во второй уездного училища..." Эти краткие сведения Андрей Иванович дал в ответ на призыв Исполнительного комитета... Желябов был крепостным дворовым..."
Оригинал доступен на сайте КнигоГид
https://knigogid.ru/books/144155-zhelyabov/toread